С Натальей Марининой мы познакомились в апреле, когда полная мобилизация полевских медиков на борьбу с коронавирусной инфекцией только начиналась. Тогда она призналась, что на первых порах их с коллегами обуял страх перед неизвестной болезнью, но не стали давать воли эмоциям и просто выполняют свою работу.

На передовой борьбы с ковидом Наталья Борисовна и её коллеги находятся уже ровно восемь месяцев.

– Что ещё изменилось, помимо объёма рабочей и эмоциональной нагрузки? 

– С 1 декабря у нас разделили бригады на «чистые» и инфекционные, в одной из которых я работаю. Инфекционных бригад три. В них только один фельдшер, а не два, как обычно. Сформировать по два человека просто нет возможности: не хватает людей. Медики ведь тоже болеют, уходят на больничный. Инфекционные бригады обслуживают все вызовы, где есть повод подозревать ковид. Именно мы ездим и к пациентам с высокой температурой, с пневмониями. Острые респираторные вирусные инфекции тоже наши. Мы выезжаем к детям и с гасторэнтеритами, и со всевозможными аденовирусными и ротавирусными инфекциями. Не скрою, что напряжённость высокая.

– Вы могли отказаться от работы в инфекционной бригаде?

– Могла, но не стала этого делать. У каждого свои мотивы. Получается, в красную зону я тоже вхожу. Не знаю, боимся ли мы сейчас... Скажу, что сейчас и я, и мои коллеги руководствуются принципом «Это наша работа, мы её сами выбрали». Мы все соблюдаем правила санитарной безопасности: носим респираторы, перчатки, пластиковые щитки, обрабатываем руки. Когда выезжаем к пациентам, надеваем защитные костюмы. Сейчас они немного другие, чем раньше, «Кварц» называются. Но Вы же сами понимаете, с коронавирусом никогда не знаешь, когда выстрелит.

– Наталья Борисовна, предположим, вы только что перевозили пациента с ковидом, а вам вызов к ребёнку.

– Очень многие мамочки задают нам этот вопрос: «А вы не от ковидного пациента?». Я просто скажу одно, мы тоже не хотим болеть, мы защищаемся как можем и поэтому после каждого пациента обрабатываем свои костюмы и машину.

– Какие у вас нагрузки? Много ли сейчас вызовов? Приходится ли пациентам подолгу дожидаться скорую?

– У бригад скорой помощи сейчас очень большие нагрузки. Это очень тяжело, это очень большие перегоны. День может начаться с того, что пациентов, которые лечатся в инфекционном отделении, надо везти в Екатеринбург на компьютерную томографию. Возвращаемся, и поступает новый вызов: у пациента острое нарушение мозгового кровообращения и при этом есть небольшая температура. Даже если 37,2, я уже не имею права везти его в «чистую» больницу. Я звоню в инфекционный госпиталь, где берут пациентов с температурой, в данный момент он в Верхней Пышме, там доктор даёт добро, и мы едем туда. Из Верхней Пышмы домой, и снова вызов, из Кладовки... 

Бывает, день начинается с того, что пациентов с лёгкой степенью ковида, лечащихся дома, надо отвезти в лабораторию для сдачи анализов. Берём список и едем по адресам. Пациентов бывает три, а бывает и 13. Одно время согласно маршрутизации пациентов с инсультами возили в Асбест. Другая бригада, тоже согласно маршрутизации, едет в Екатеринбург. Дальние транспортировки очень утомительны: бригада проводит в пути и ожидании по несколько часов. И бригадам, оставшимся в Полевском, приходится работать на износ. Вот и делайте вывод – случается ли подолгу ждать скорую. 

В субботу-воскресенье смены не легче. За выходной каждая бригада может побывать на по 13–15 вызовах. Кто-то работает в городе, а кто-то едет в Екатеринбург. Обычно инфекционная бригады за сутки обслуживает до 12 вызовов.

– Вы устали?

– Конечно, мы устали, чего скрывать. Никто не ожидал, что коронавирус будет в таком объёме и так надолго, поначалу думали: «Ну ладно, переживём. Мы же и другие инфекции переживали: и птичий, и свиной грипп. А сезон закончился, и всё». Хотя так же были тяжёлые пациенты, и у них точно так же были тяжёлые пневмонии.

– Вы обедать-то хотя бы успеваете?

– Определённого часа на обед или ужин у нас нет, просто есть время для приёма пищи. На обед нам положено 30 минут, на ужин – 20. Иногда обед может быть в 6 часов вечера, а ужин где-нибудь ночью, а иногда может и не быть ужина – всё зависит от того, какие нагрузки. А вообще диспетчер имеет право запустить бригаду на подстанцию на время, когда идёт дозаправка ящика-укладки. Ведь мы ездим несколько часов, и там заканчиваются лекарственные препараты, шприцы, системы. За эти минуты мы можем поесть. Как правило, в это время уже поступает вызов. Если он срочный экстренный, просто встаём и едем, доедаем потом, когда будет минута.

– Ваши пациенты изменились?

– Часто люди, к которым мы приезжаем, раздражены. Сейчас у многих развиваются неврозы, психозы. Бывает, требуют от нас того, что не входит в обязанности бригад скорой помощи. Я не скажу, что люди агрессивны, но обидные слова приходится выслушивать нередко. А ведь по большому счёту мы в одной лодке. Хотите пример? 

Сейчас детей в наше инфекционное отделение мы не госпитализируем. Разве что с острыми гастроэнтеритами. И то если есть детские места. Если нет мест, то даётся маршрутизация в детскую больницу № 11 Екатеринбурга. Там тоже бывает очередь. Везём ребёнка с матерью. Приезжаем, отдаём сопроводительный лист и встаём в шеренгу таких же машин скорой помощи. Мама с маленьким ребёнком и фельдшер с водителем – вместе сидим в машине до полутора часов, чтобы попасть в приёмный покой. Измученные ожиданием, мы, наконец, сдаём пациента и мчимся в Полевской, а до конца смены ещё целая ночь и череда вызовов. И мне, как и всем, страшно, когда я приезжаю и попадаю на ковид-пациента. Хоть ты и в спецкостюме, всё равно в голове крутишь, как быть аккуратнее, как и человеку помочь, и себе не навредить. Ведь ковид сейчас как русская рулетка.